*СНЫ САНДАКШАТРА*

Символический ряд Консервативной Революции Духа

Ганс ГЮНТЕР

СНЫ САНДАКШАТРА:

НОРДИЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ И СУТЬ НОРДИЧЕСКОЙ ИДЕИ

Когда речь заходит о героях как об образцах для отбора, у многих возникают смешные представления об этом: одни полагают, что в соответствии с этим образцом должны рождаться борцы-спортсмены или бряцающие оружием воины, в воображении других возникают доисторические богатыри или рыцари – искатели приключений. Но в данном случае слово “герой” означает всего лишь совершенного человека чистой крови, воля которого направлена на возвышение человеческой жизни и на проверку самого себя в борьбе за такое возвышение. К достижению этого идеала ведут разные пути.
Нордическая идея обращена не в прошлое, где перед ней маячат образы героев, а в будущее, к более возвышенной жизни тела и души. Таким
образом, совершенно неверным является толкование нордической идеи как “романтической”. Но, поскольку такое ложное толкование (при поверхностном знакомстве с нордической идеей) имеет место, и поскольку в кругах, культивирующих “германский” дух, которые иногда путают с нордическим движением, и в самом деле много “романтики”, необходимо более подробно остановиться на деятельности нордического движения и сути нордической идеи.
Сторонники нордической идеи с почтением относятся ко всем памятникам древнейшей истории индоевропейских народов: к мудрости индийских Вед, к религии Заратустры, к искусству и философии эллинов, к римскому государству и праву и, прежде всего, к памятникам древнегерманской цивилизации. “Люди, с которыми знакомит нас древненордическая литература, закалены в борьбе и нужде, и даже женщины и подростки являют собой образцы спокойной твердости”. Образы исландских саг “говорят нам, немцам военного и послевоенного времени, больше, чем Гретхен и Кетхен” (Неккель. “Древненордическая литература”. 192
3).
Именно чувство реальности, которое было подлинно нордической чертой древних германцев, предохраняет нордическое движение от “фантазий на германские темы”, которым периодически предаются в Германии определенные круги. Признаком отдельных групп, не сведущих или мало сведущих в расовых вопросах, но заботящихся о “германской” сути, является то, что они не задумываются над тем, что настоящая любовь к германскому началу меньше всего может выражаться в громких криках фанатиков и безвкусной рекламе. Такие группы носятся с бредовыми фантазиями, вроде выдумок Гвидо фон Листа и его “учеников”, касающихся общества особо посвященных “арманов”, о которых, как говорит Шеман, “никто никогда не слышал и которые никогда не существовали” (Расовые труды Гобино, 1910, с. 20
1). Есть много других свидетельств исторического и лингвистического невежества, которые могут лишь оттолкнуть специалиста по германским древностям, так много здесь не выдерживающего критики, перегибов, путаницы, в конечном счете просто нездорового. Для науки все это просто оскорбительно и в конце концов будет выставлено на посмешище, но игры с нелепостями для “особо посвященных” продолжают привлекать умы отдельных людей с соответствующей предрасположенностью. Еще не скоро исчезнут группы, в которых, говоря словами Шемана “за германцев выдают гальванизированных тевтонов, пытаются оживить забытые германские мифы и образы, отмершие названия и символы”. Мы увидим еще много сумасшедших толкований наскальных изображений, “праязыков” и рун, которые будут распространяться в кругах фантазеров на германские темы. Нордическое движение должно безжалостно отбросить всю эту бессмыслицу, отбросить все эти крикливые фантазии на германские темы, все эти игры с древнегерманскими, древненордическими именами (причем часто путают единственное и множественное число, ошибаются в склонении и правописании), все эти попытки оживления отмерших, относящихся к совершенно иному этапу развития цивилизации обрядов (которые часто понимаются неправильно), все эти названия из Эдды или других древненордических памятников, все эти смехотворные вещи, порожденные бесплодной германской романтикой. Нордическая идея обращена в будущее, а не в прошлое. Свои критерии она берет из своей воли к стимулированию притока здоровой крови нордической расы. Она стремится к “Великому здоровью” (Ницше), а этой цели можно достичь лишь живя собственной жизнью, а не копируя прошлое.
О древнегерманском мире в “германских” кругах распространяется так много недостоверных сведений, что я очень жалею, что до сих пор не переведена на немецкий язык книга датчанина Вильгельма Грёнбека, дающая самые глубокие представления об этом мире. Можно сказать, что Грёнбек действительно проник в древнегерманскую душу, и его работа тем ценней, что он не скрывает, какая пропасть отделяет нас
от древнегерманского мира. На нордическую идею работают также книга Хоопа “Реальный лексикон германских древностей” (к сожалению, в ряде мест уже устаревшая), изданный Ноллау сборник “Германское возрождение” (1926г.) и книга “Группа народов готйод” (1926) датчанина Гудмунда Шютте. Нордическое движение всегда будет сверять свой курс с древнегерманским миром, для тех же, кто не очень силен в древнегерманских языках и германских древностях, было бы лучше не касаться их лет десять, а не раздувать то, что они поняли лишь наполовину, в бесплодных фантазиях. Нордическая идея всегда будет безжалостно отбрасывать фантазии на германские темы, несовместимые с той любовью к германскому миру, которая присуща нордическому движению.
Столь же решительно нордическое движение, которое выставляет нордическую расу в качестве образца, должно воздерживаться от пустых восторгов белокурыми людьми, белокуростью и т. п. Люди, сведущие в расологии, знают, что многие тенмноволосые и темноглазые личности являются более нордическими, чем многие голубоглазые блондины; к тому же среди людей восточно-балтийской расы многие имеют светлые волосы и глаза. Это уже причина для того, чтобы не восторгаться блондинами. Но главное возражение будет таким: подобное воскурение фимиама блондинам приводит к тому, что многие теряют четкие представления о смысле нордической идеи. Для многих блондинов нордическая идея в результате превращается в свою противоположность: не они служат нордической идее, сознавая повышенную ответственность, а нордическая идея служит им: они преломляют через призму своей “белокурости” свет нордической идеи и направляют его на собственные головы, чтобы предстать в особом сиянии. Такие “белокурые люди” кончают бесплодным зазнайством и в конечном счете вредят нордическому делу. Его противникам легко будет превратить подобные заблуждения в анекдот, хоть и дешевый, но от этого не менее вредный.
К счастью, такого рода культ “белокурости” имеет место только в мелких группировках, которые здоровые люди быстро покидают. В нордических группах с серьезными устремлениями не терпят тех, кто чванится своими нордическими признаками. Тот, кто при споре с противником пользуется не профессиональными аргументами, а ссылается на отдельные расовые признаки, показывает слабость своих позиций и свое неумение правильно подбирать доказательства. Тот, кто использует свою “белокурость” для повышения собственной значимости, доказывает лишь отсутствие у него тех душевных качеств, которые каждая нордическая группа должна требовать от своих членов. Об этих духовных качествах нордической расы, к которым относятся благородная сдержанность, холодная деловитость, умеренность и самообладание даже при яростной полемике нужно знать так же, как и о нордических внешних чертах. Спокойная целеустремленность и решительное спокойствие при действиях, а не восторги белокуростью, болтовня о германцах, маскарады и второстепенные мелочи являются залогом успеха.
Высказываются опасения, что подчеркивание ценности нордической расы для немецкого народа пробудит в людях с нордическими чертами высокомерие и тщеславие. В противовес этому необходимо подчеркнуть, что подобные качества у отдельных людей прямо противоположны смыслу нордической идеи. Только проявляя высшее мужество отдельный человек может соответствовать задаче, которая стоит перед нордической расой при нынешнем, во всех отношениях отчаянном положении. Отдельные люди больше не принадлежат самим себе, они должны оставить индивидуалистическую точку зрения, чтобы сосредоточить все силы на сохранении рода. Вот тогда это люди нордической расы, которые сегодня только усилием своей воли могут помешать вымиранию их расы. Нордический человек меньше всего принадлежит самому себе, он должен думать обо всей своей расе и об обновлении своего народа, если он понял, какое значение имеет нордическая раса для его народа. Особую задачу перед каждым нордическим человеком ставит его кровь. Если нордическому человеку больше дано, то с него больше и спросится. Нордическая кровь обязывает. Он должен телом и душой выражать ценность своей расы.

Вы слыхали, что нравится Богу,
приходите и повинуйтесь,
будьте семенем нового мира,
он желает священной весны.
(Уланд. Священная весна)

С учетом задачи, стоящей перед нордическими людьми, любая склонность к хвастовству нордической кровью заслуживает презрения.
Гордость жителей Нижней Саксонии, самой нордической земли Германии, будет оправдана лишь тогда, когда эта земля займет первое место по показателям рождаемости. Жизнь нордического человека должна быть примером, свидетельствующим в пользу его расы.
Перед лицом такой задачи недопустимо хвастаться своей кровью или (что вдвойне смехотворно) предаваться фантазиям на германские темы, “германской романтике”. Нордическая идея обращена в будущее, а не в прошлое.
Поэтому не ей адресован упрек (брошенный Зольгером в статье “Консервативная расовая политика”), справедливый по отношению ко многим “германским” кругам с нечеткими расовыми представлениями: “Есть опасность, что односторонний идеал воина, который показывает нам трагическое искусство саг эпохи переселения народов и саг о викингах будет выдаваться за нордический идеал вообще. Но развитие народа не может основываться на одних воинах. Рядом с ними непременно должны находиться крестьяне, художественный идеал которых лишен трагизма, а символ веры – “если они не умерли, то еще живут”. Победоносная атака войска и уход крестьян за растениями – две формы героизма, которые только вместе составляют полный расовый идеал”.
Но таковы же убеждения и сторонников нордической идеи. К сведению Зольгера: в исландских сагах крестьянин и воин часто соединяются в одном лице. Нордическое движение делает особый упор на крестьянах.
Создается впечатление, что Зольгер недостаточно хорошо знает древнегерманский мир. Он изображается как мир непрерывных кровавых войн, мести, разрушения и бряцания оружием. Германские племена изображаются как нигде не задерживающиеся орды, драчливые и воинственные. И нордическую идею тоже рисуют себе по образу подобных представлений.
Откуда же взялись эти широко распространенные ложные представления о древнегерманском мире? Может быть, из тех времен, когда в него вторглось христианство, когда корни германской нравственности были им подорваны, а христианская нравственность еще не укрепилась. Этот подрыв нравственных основ повлек за собой ужасы меровингской эпохи Франкского королевства, противоречащие как германской так и христианской нравственности события в период войн между разными норвежскими родами в XII веке и в эпоху Стурлунгов в Исландии в XII веке. При более глубоком анализе древнегерманской языческой жизни наряду с воинственностью обнаруживаются “черты миролюбия, терпимости, радости чужим талантам и чувство меры и достоинства” (Неккель, цит. соч.). Впечатление непрерывных странствований оказывается поверхностным. “В действительности периоды покоя между кочевьями длились гораздо дольше, чем сами кочевья. Например, готы столетиями занимались земледелием и скотоводством в низовьях Вислы, прежде чем двинулись дальше, в Южную Россию. Там, правда, соблазны городов вовлекли их в длительные войны. Но когда была завоевана Италия, снова наступил мир”.
Впечатление непрерывных войн обманчиво. Была даже поговорка: Мир питает, война съедает. Чем дальше мы углубляемся в германские источники, тем больше убеждаемся, что языческие германцы были не менее миролюбивы, чем современные вестфальские крестьяне. Уже тогда умели ценить мир и дружбу и понимали, какие страдания приносят долгие распри. Но мир любой ценой и дружба с кем попало – это не только не было идеалом, это вообще было невообразимо (Неккель. Древне-германская культура, 1925). Идеальный германец выглядел так: “Щедрый, смелый, бесстрашный, дружелюбный, свирепый к врагам, верный друзьям, откровенный со всеми” (Грёнбек).
Исходя из этих правильных представлений о древних германцах, нордическая идея создает свой образ германца. При этом она осознает, какая пропасть (не только в расовом отношении, но, прежде всего, в плане цивилизации, необходимого в наше время мировоззрения) отделяет современность от будущего, которое еще предстоит сделать нордическим, и от древнегерманского мира.
Грёнбек пишет о древних германцах: “Это были мужественные люди, но непригодные для современной жизни. Их цивилизация имела совершенно иной центр, нежели наша. У ней были своя красота, но она была связана с такими формами самоутверждения, которые в нашем мире не выдержали бы конкуренции с более мощными силами”.
Подчеркивая несовместимость нашего настоящего и будущего с древнегерманским миром, Грёнбек как и Зольгер близко подходит к нордической идее. Он, как и мы, считает, что нам ближе мир раннего эллинизма.
Прежде всего, нужно со всей ясностью сказать: нордическая идея это не романтика, это направленная в будущее воля к оздоровлению, воля, которая черпает силы из собственного источника, а не из резервуаров, заполненных прошлой жизнью. Не возрождение прошлого – невозможная цель, которую преследует вся “романтика” – главное в нордической идее, а возвышение жизни. Нынешнее поколение может только его подготовить, только начать. “Мы – ничто, то, что мы ищем – все” (Гельдерлин)...
В XIX веке много думали о том, что сделать для улучшения ситуации, и додумались до того, что решением большинства можно найти лучшие средства укрепления расшатавшегося мира. Но парламентские споры совершенно бессмысленны, если, пока они идут, становится все больше неполноценных наследственных задатков, продолжается вырождение и ускоряется антиотбор нордической составляющей народа (денордизация). В лице Гальтона нордическое движение чтит человека, который первым осознал, что не среда, а наследственность является определяющей силой в жизни народов, и поэтому ситуацию могут улучшить не меры, а люди (как он говорил, “men, not measures”). Это было возрождением идеи Платона: самым способным нужно дать возможность иметь как можно больше детей, наследственно неполноценных по возможности исключить из процесса продолжения рода.
Нордическая идея это идея действия, ориентированного на будущее, и нет ничего более далекого от нее, чем “романтика”. Главное для нее – воплощение благородного начала. Ее несет идейный поток, из которого черпал великий Платон и который внушил Ницше мечту о сверхчеловеке.
Нордическая идея это не материализм, она осознает себя как дух, который хочет создать собственное тело, но материал для этого тела он вынужден искать в окружающем его мире. Нордическая идея это дух, который хочет предстать в самом благородном теле, отсюда идея выведения породы, идея Платона.

“Ты спрашиваешь о человеке, природа? Ты жалобно плачешь, как струны инструмента, на которых играет только ветер, брат случая, потому что музыкант, который заказал инструмент, умер? Они придут, твои люди, природа! Помолодевший народ омолодит и тебя, и ты будешь выглядеть, как его невеста, и древний союз духов обновится вместе с тобой” (Гёльдерлин, “Гиперион”).
Нордическое движение исходит из духа, но не теряет в духе, оно вторгается в действительность и без “романтического” страха перед современной жизнью ставит вопрос об условиях наследственного возвышения человека.
Возвышение отдельной личности оно видит в соответствующих нордической сути особенностях тела и души, возвышение рода – в отборе, возвышение народа – в увеличении числа детей у здоровых, талантливых нордических людей.
Благородному трудно найти свое физическое воплощение. Все образование XIX века здесь не поможет: оно не наследуется. Образование не
дает ценных наследственных задатков. Для нордической идеи отбор важней образования. Мир XIX века был поколеблен открытием законов наследственности и рухнул в результате антиотбора...
... У многих народов были великие люди, идеи которых могли бы стать основой для создания цивилизации, но не было тех, кто мог бы воплотить их идеи в жизнь. Платон – пример того, как великому человеку может не хватать народа, на наследственных задатках которых еще можно было бы что-нибудь построить. Эллины его времени выродились. И сегодня не хватает не идей, а людей, которые могли бы их воплотить.
Гете говорил, то истина давно найдена. Нордическая идея сзывает людей, которые могли бы воплотить многие старые истины. Ситуация может измениться только вместе с людьми, точнее, ее могут изменить только изменившиеся люди.
Почему постоянно не хватает тех, кто мог бы воплотить великие идеи в жизнь? Потому что такие люди делаются из иного наследственного материала, чем “подавляющее большинство” их соплеменников, потому что “сплоченное большинство” (Ибсен) по своим духовным качествам неспособно понять великие идеи тех, кто живет среди него. Те, кто может воплотить великие идеи, должны быть той же крови, что и лучшие. Если в одном народе представлены несколько рас и одна из них – творческая, понятно, что другие расы не хотят воспринимать творческие идеи и будут отвергать их, если в крови всех слоев населения не будет достаточного процента крови творческой расы. Нордическая идея хочет создать предпосылки для воплощения великих идей, добившись увеличения этого процента.
Только из духовных наследственных предпосылок расы может возникнуть правильное понимание великих идей, а правильное понимание – условие воплощения. Нордическое движение готовит наследственную почву, в которой семена великих идей впервые смогут принести плоды сторицей. У лучших представителей индоевропейских народов в результате денордизации плодоносная почва выдергивается из-под ног как раз тогда, когда у них рождаются идеи, пригодные для создания великой цивилизации...
... В
религии Заратустры или в учении Платона постоянно ищут “недостатки”, в силу которых эти учения были побеждены или вытеснены другими. При расовом подходе “недостатки” нужно искать не у Заратустры или Платона, а в мире, который окружал этих великих людей, и в мире последующих поколений. Эти миры оказывались не на высоте, потому что становилось все меньше ценных наследственных задатков.
Задача нордического движения – сделать так, чтобы немецкий народ не подвел своих великих людей так, как позднеэллинский народ подвел Платона.

Фрагмент работы Ганса ГЮНТЕРА “Нордическая Идея”

К содержанию

p: